The Spell of the Sensuous

Это первая книга Дэвида Абрама, автора мелькавшей здесь Becoming Animal. Сейчас, через несколько минут после того, как я перевернул, последнюю страницу, я нахожусь в некоторой прострации. И ничего умного (и неумного  тоже) в голову как-то не спешит приходить. Будем поэтому ипровизировать... Я вообще начинаю относится к прозе Абрама как с печатному транквилизатору. Он успокаивает все ментальные бури. В этом особенность и большое достоинство обоих книг. Это скоротечное погружение разума и воображения в другой, чувственный, мир. Мир, который существует вне человеческих абстракций. Феноменальный мир. Мир сенсорного опыта. Мир красок, запахов, звуков, вкусов, треснувшей древесной коры и нагретых солнцем валунов. Мир стремительных оленей и мудрых сов. Живой мир. Другой мир от которого мы как-то отдалились. Автор проделал внушительную работу, создав эту книгу. Он попытался найти ответ, что нас привело к высокой, глобальной цивилизации, завернутой на самое себя, и исключительно только на себя. Во многом это печатное слово, письменное слово, которое помогло превратить мир в отвердевшую скульптуру, акаменевший артефакт. Скульптура может быть бесконечно прекрасной. Скульптура может быть безоговорочно полезной. Но она остаётся скульптурой. И она не способна собою заменить чувственный мир. Нам нужет чувственный мир. Нам нужен дождь, снег, солнце, ветер и пьянящий запах хвои.

И вот еще что я хочу сказать: если простые слова, начерканные на дешевой бумаге, способны так повлиять на читателя, то что говорить о настоящем мире, доступной нашим чувствам? Может хватит прятать в квартирах? Старая пластинка, ага... Но на меня навевает бесконечное уныние голубоватые обои моей комнаты. Бывает, что мне совсем не хочется идти домой, не хочется окрывать таблеткой тяжелую дверь своего подъезда, подниматься на свой этаж через узкий сине-зеленый бетонный колодец, чтобы в конце концов оказаться в оклееной обоями камере пожизненного заключения. Вот только некуда больше податься. Зато как хорошо я себя чувстую, когда среди мрачных и угнетающих декабрьских дней проскакивает лихой, яркий денек, полный солнца, голубого неба, редких, чётко очерченных облаков и длинных теней, отбрасываемых голыми деревьями на пожухлую траву, напоминающюю о недавнем летнем изобилии. Маленькая, но мускулистая радость. Крохотный, но абсолютно великолепный глоток настоящей жизни среди цивилизованного безумия. Итого: читать. А еще лучше: просто жить в реальном мире, видеть его, слышать его, не забывать о нем, не удалять от него, не прятаться от него. Оторвитесь прямо сейчас от своих жидкокристаллических мониторов и пыльных клавиатур и посмотрите на небо, на звезды, на птиц, на сухие, скукожившиеся листья, отчаянно и самоотверженно цепляющиеся за спящие ветки и отказывающиеся подчиняться природным циклам вкупе с гравитацией. Вот где живёт жизнь.

***

Of course, not all stories are successful. There are good stories and mediocre stories and downright bad stories. How are they to be judged? If they do not aim at a static or "literal" reality, how can we discern whether one telling of events is any better or more worthy that another? The answer is this: a story must be judged according to whether it makes sense. And "making sense" must here be understood in its most direct meaning: to make sense is to enliven the senses. A story that makes sense is one that stirs the senses from their slumber, one that opens the eyes and the ears to their real surroundings, tuning the tongue to the actual tastes in the air and sending chills of recognition along the surface of the skin. To make sense is to release the body from the constrains imposed by outworn ways of speaking, and hence to renew and rejuvenate one's felt awareness of the world. It is to make the senses wake up to where they are.

***

To return to our senses is to renew our bond with this wider  life, to feel the soil beneath the pavement, to sense -- even when indoors -- the moon's gaze upon the roof.