Суббота. На улице моросит мелкий, почти неразличиный, почти невидимый дождик. Иногда даже неясно, есть ли он, или это это плод моего воображения. Небо затянуто низкими, ноябрьскими тучами. Тучи различного оттенка серого. На светло-сером фоне проносятся рваные темно-серые облака. Они еще ближе к земле. Такое ощущение, что если постараться бежать как можно быстрее, то можно за ними угнаться. И найти то место, где они живут, где большую часть года они прячутся от глаз людей и зверей, чтобы выбраться на волю в октябре-ноябре, вздохнуть полной грудью и погоняться друг за другом под присмотром своих более серьезных светло-серых родственничков, которые всё видят и всё слышат. Ветер тоже очень переменчив, нерешителен. Он то рванет куда-то на юг. Потом в задумчивости приостановится, оглядится вокрук себя, может быть, даже прикорнет на мохнатом валуне под раскидистой сосной, потом неспешно походит кругами, а позже, воодушевленный какой-то неожиданной и радостной мыслью рванёт со всей возможной резвостью дальше к югу, к весне. Земля холодная и влажная, уставшая и сонливая. Набирается сил, чтобы через несколько месяцев дать миру новую жизнь, мимолетную и прекрасную, яркую и мечтательную.
В такой день, как этот, люди сидят дома. Ой, как на улице уныло, думают они. Они дрожат и кутаются в теплый плед в своем домике. Может быть, пьют горячий чай и наслаждаются ленивой беседой. На улицу их не выгонешь и палкой. Там холодно, там зябко, там отвратительно, там мерзко, там неютно, там страшно, там скучно. Но ведь это неправда! Где действительно неуютно, так это в помещении, в которое через окно проникает ровный свет, где тебя окружают знакомые равнодушные стены, где царит мётвая тишина (есть еще и настоящая, живая тишина, и она так отличается от своей сестры, рожденой из пробирки). Наверное, я бы мог сравнить это с могилой. Повинуясь внезапному порыву, я взял свой еле живой велосипед, оделся потеплее и поехал. Цели у меня никакой не было. Хотелось почувствовать, каково это ехать поздней осенью, почти зимой, на велосипеде там, где ты до этого десятилетиями если и бывал, то только в удушающем тепле автомобиля. Сначала был город. Мокрый асфальт, жидкая грязь у обочины, посеревшие дома, грустные пешеходы со страдальческими лицами, стремительные, куда-то спешащие (наверное к своим любимым могилкам) машины, очевидно ненавидящие одинокого велосипедиста, с трудом крутящего педали на краюшке асфальтированного мира. Потом город кончился, и я недолго думая свернул в поле, на земляную тропинку, по которой ездят одни лишь трактористы. Пустые осенние поля. Очень странно, очень ново. А потом я въехал в небольшой лесной островок. И здесь на меня обрушился глухой, насквозь пробирающий бас ветра в кронах деревьев. Уууу-ууу-у. Ууууу-уууу. Неземное ощущение. Нет, я не прав. Очень, очень, просто до крайности земное ощущение. Настоящее. И кругом было не души. И я в который раз подумал, что мы, люди, очень многое потеряли, когда поменяли этот живой, пугающий и вдохновлящий звук на мёртвую тишину наших домов и квартир. Кто-то говорит, что вселенная есть бесконечно сложное музыкальное произведение. Я того не знаю. Но я знаю, что наш маленький голубой шарик есть завывание осеннего ветра в вечно-зеленых иголках ёлок и сосен.
В такой день, как этот, люди сидят дома. Ой, как на улице уныло, думают они. Они дрожат и кутаются в теплый плед в своем домике. Может быть, пьют горячий чай и наслаждаются ленивой беседой. На улицу их не выгонешь и палкой. Там холодно, там зябко, там отвратительно, там мерзко, там неютно, там страшно, там скучно. Но ведь это неправда! Где действительно неуютно, так это в помещении, в которое через окно проникает ровный свет, где тебя окружают знакомые равнодушные стены, где царит мётвая тишина (есть еще и настоящая, живая тишина, и она так отличается от своей сестры, рожденой из пробирки). Наверное, я бы мог сравнить это с могилой. Повинуясь внезапному порыву, я взял свой еле живой велосипед, оделся потеплее и поехал. Цели у меня никакой не было. Хотелось почувствовать, каково это ехать поздней осенью, почти зимой, на велосипеде там, где ты до этого десятилетиями если и бывал, то только в удушающем тепле автомобиля. Сначала был город. Мокрый асфальт, жидкая грязь у обочины, посеревшие дома, грустные пешеходы со страдальческими лицами, стремительные, куда-то спешащие (наверное к своим любимым могилкам) машины, очевидно ненавидящие одинокого велосипедиста, с трудом крутящего педали на краюшке асфальтированного мира. Потом город кончился, и я недолго думая свернул в поле, на земляную тропинку, по которой ездят одни лишь трактористы. Пустые осенние поля. Очень странно, очень ново. А потом я въехал в небольшой лесной островок. И здесь на меня обрушился глухой, насквозь пробирающий бас ветра в кронах деревьев. Уууу-ууу-у. Ууууу-уууу. Неземное ощущение. Нет, я не прав. Очень, очень, просто до крайности земное ощущение. Настоящее. И кругом было не души. И я в который раз подумал, что мы, люди, очень многое потеряли, когда поменяли этот живой, пугающий и вдохновлящий звук на мёртвую тишину наших домов и квартир. Кто-то говорит, что вселенная есть бесконечно сложное музыкальное произведение. Я того не знаю. Но я знаю, что наш маленький голубой шарик есть завывание осеннего ветра в вечно-зеленых иголках ёлок и сосен.
No comments:
Post a Comment